Ваня Голунов невиновен! Но нам — наука
Очень плохо, что это приходится делать «на примере Ивана», но делать это надо. Пожалуйста, обратите внимание на то, как правильно использовать слова и термины, когда вы пишите о судебных (прежде всего, уголовных) делах.
Первое. Начнём с того, что само по себе возбуждение уголовного дела (и гражданского — тоже) не говорит ни о чём.
Иск в суд может подать любой человек, с любым требованием, как любой же человек может написать заявление о преступлении, если ему что-то показалось (например, что сосед — английский шпион, марсианин, облучающий его через розетку или кто-то где-то «торгует наркотиками»). В результате подачи заявления может появится на свет дело. Насколько реальны обвинения (или требования) — скажет суд. Но даже решение суда или приговор — я тут крамолу говорю — не означает 100% уверенности, что что-то «было» или «не было». Просто договорились, что решением суда или приговором оканчивается спор: с момента, когда решение вступило в силу, некий факт является установленным.
Таким образом, до вступления решения или приговора суда в законную силу нельзя говорить (даже «примерно»), что тот или иной факт установлен.
Например, в случае Ивана, можно более или менее уверенно говорить, что из его рюкзака вытащили несколько пакетиков с порошком. Это то, что не отрицает ни Иван, ни следствие.
Но на этом известные непосредственно нам вещи заканчиваются.
То, что этот порошок — наркотик, говорит следствие, основываясь на мнении эксперта. И всё. Мы не читали экспертизу, мы не знаем, что именно принесли на экспертизу, те ли «пакетики», что вытащили из сумки Ивана, и так далее. По уголовно-процессуальному закону эти все истории ещё должны будут подвергнуты сомнению защитой и проверены судом. И только после этого (с некоторой долей допуска) мы можем утверждать: наркотики.
Иными словами, как минимум до решения (приговора) суда — НЕВИНОВЕН ЛЮБОЙ. Даже если потом выяснится, что виновен — говорите «невиновен», до вступления в силу приговора вы не ошибаетесь.
Второе. В уголовном процессе две стороны: обвинение и защита. Обвинение — сильная сторона априори, защита — всегда слабая сторона.
У обвинения есть возможность назначить любую экспертизу, допросить любого человека, запросить любые документы и сведения, арестовать или иначе ограничить свободу подозреваемого или обвиняемого и, что тоже важно, в любой момент времени выступить публично и сказать всё, что угодно. В том числе и соврать, например, для того, чтобы «сообщники» как-то проявили себя. Сколько раз мы видели, что следствие сообщает о смерти пострадавшего, а он — жив, и наоборот. Ничего за это враньё следствию не будет.
У защиты нет ничего подобного. Напротив, защитник может делать только три действия: запрашивать документы (но если не предоставят — ответственность лишь в виде смешного штрафа), опрашивать физических лиц (но только с их согласия), и — ходатайствовать перед следователем о проведении тех или иных следственных действий. Например, можно попросить назначить экспертизу. Но следователь вправе совершенно произвольно отказать в любой просьбе защитника. Обжаловать такой отказ можно, но сложно, долго и почти бессмысленно.
И ещё один момент: адвокат не вправе разглашать материалы предварительного следствия, во всяком случае до суда.
Иногда об этом отбирают расписку, иногда нет, но сути не меняет: за разглашение материалов предварительного следствия адвокат может быть наказан. Вплоть до уголовной ответственности.
Поэтому когда вы слушаете, что говорит обвинение — нужно чётко понимать, что защита в этот момент стоит на заднем дворе с кляпом во рту, связанными руками и пистолетом у виска. И именно так надо сказанное оценивать.
Отсюда вывод. Когда НЕ участник уголовного судопроизводства говорит, что «надо дать следствию спокойно работать», когда журналист умалчивает то, что он как-то узнал о содержании документов предварительного следствия (ну, скажем, забыл кто-то на столе копию протокола какого-то…) — это защита позиции сильного. Тоже имеет место быть, но выглядит очень уж не по-честному.
Третье. В любом более или менее резонансном уголовном деле, адвокат не может быть спикером (см. пункт второй), но спикер, кто-то, кто отвечает за связи с общественностью, быть должен. И он, в отличие от адвоката, может говорить всё, что угодно. Таким спикером не может быть родственник (потому, что его теоретически можно сделать свидетелем) или кто-то, кто хоть как-то может быть связан с подзащитным в рамках вменяемого подзащитному деяния. Но такой человек должен быть. Иначе вся эта многотонная машина СКР-МВД и прочих silovikov вас просто затопчет, как слон.
Кто-то обязательно должен давать информацию по делу, кроме людей в погонах. Например, в деле Ивана это могут быть любые его коллеги, но такой «центр информации» создавать надо. В противном случае — будет тишина, что является самым страшным врагом обвиняемого.
Сегодня медиа подхватили эту тему и очень-очень поддержали, но важно, чтобы она не тонула и дальше. Писать надо об этом каждый день.
Те, кто советует «дайте тишину» — совершенно точно враг обвиняемого. Невозможно «навредить» человеку, если вы рассказываете про его дело правду. Если у защиты «сложились отношения» со следователем, и он не сильно вредничает, вы никогда не испортите этих отношений, даже если напишите что-то резкое: адвокаты не входят в «центр информации», они никак в этом не участвуют. На них, конечно, можно «обидеться», но за что? Да и сами по себе «отношения» со следователем не могут быть никакими другими, кроме официальных.
Поэтому смелее! Не слушайте всяких «двадцать пятых подползающих», которые где-то как-то в тишине (обязательное условие!) якобы договариваются с какими-то «башнями» на самом верху. От того, что вы напишите, что подзащитного, очевидно (синяки) били, никакая «башня» мнение не изменит. Разве что в лучшую сторону, почувствовав очередную репутационную угрозу.
Те, кто в страхе или из опасений молчит, даёт возможность всяким «честным детективам» формировать свою повестку. Негативную. Вякать «пьян или не пьян» — негатив, например, очевидный.
А в случае с Иваном главный публичный вопрос — нарушения со стороны следствия, побои, пытки (голодом, неизвестностью, наручниками…), несвоевременное оказание медпомощи.
И отдельный большой пул вопросов к больнице доктора Мясникова. У Ивана несколько лет назад был инсульт (хочется морду набить тем, кто тут высказывается про «несвязную речь» и «выглядит как наркоман»), поступил он в больницу по «скорой» с данными за черепно-мозговую травму и сотрясение мозга, вы действительно уверены, что противостолбнячная сыворотка — всё необходимое ему лечение?
Вот это УЖЕ те вопросы, которые есть.
И их задавать надо. И громко задавать.
Главный враг сегодня — тишина.
Приложение. Чуть-чуть юридических терминов с пояснениями, применительно к делу Ивана Голунова.
Решение — любое решение суда, в том числе и приговор, и постановление. Некое общее название тех документов, которыми суд фиксирует решения стоящих перед судом вопросов. «Решением» называется также финальный документ суда по гражданскому делу. В случае уголовного дела Ивана, термин «решение» лучше не употреблять, разве только в виде «суд решил».
Приговор — финальный документ суда по уголовному делу, в результате которого лицо приговаривается к наказанию, либо оправдывается. В приговоре также могут быть решены и некоторые другие вопросы, например, о судьбе вещественных доказательств, или разрешён гражданский иск потерпевших по делу. Приговор по каждому уголовному делу в суде может быть только один. Всё, что принимается в промежутке между возбуждением дела и принятием финального решения, приговором не называется (см. «постановление»)
В деле Ивана до приговора (если он будет) ещё очень далеко, слово можно благополучно забыть.
Вердикт — решение присяжных заседателей по уголовному делу. Совсем коротко: «да, виновен» или «нет, не виновен». Ничто другое вердиктом называть нельзя. Например, судья его точно никогда не выносит.
По делу Ивана вердикта не будет, поскольку дела такой категории присяжными не рассматриваются (что очень жаль).
Постановление — любые промежуточные решения следователя, судьи, суда и т.д. по уголовному делу.
То есть, отказывая следователю в заключении под стражу и назначая домашний арест, судья Никулинского районного суда принимал именно постановление. Следователь, отказывая в ходатайстве защиты тоже принимает постановление.
Ходатайство — любая просьба к суду. Слово произносится с ударением на первую «а».
Как защита, так и обвинение «приносят» или «заявляют» ходатайства в рамках уголовного дела. Вот, следователь просил заключить под стражу Ивана — это было ходатайство, и его рассматривал судья.
Жалоба — письменно выраженное несогласие с любым решением суда, судьи или другого лица. Например, постановление судьи о домашнем аресте скорее всего будет обжаловано как защитой, так и обвинением. Жалоба прокурора называется «представление». То есть прокуратура не подаёт жалобу, а «приносит представление».
Подозреваемый — лицо, которому официально предъявлено «подозрение» (постановление следователя или дознавателя о подозрении), либо которое было задержано по подозрению в совершении преступления (до привлечения в качестве обвиняемого, либо до того, как было отпущено).
Иван был подозреваемым с 14:40 6 июня до утра 8 июня, когда ему было объявлено о привлечении в качестве обвиняемого.
Обвиняемый — лицо, которому предъявили постановление о привлечении в качестве обвиняемого.
Это никак не говорит о вине! Это значит только то, что человеку предъявили соответствующую бумагу. Всё.
Иван сейчас — обвиняемый.
Подсудимый — обвиняемый, дело которого передано в суд для финального рассмотрения.
Мера пресечения — определённый набор запретов (вплоть до помещения в камеру следственного изолятора), который, по мнению следователя или суда, должен пресечь для обвиняемого (подозреваемого) возможность скрыться от следствия, помешать следствию или продолжить заниматься преступной деятельностью.
Обоснованность меры пресечения в виде содержания под стражей, домашнего ареста или залога проверяется судом. То есть следователь ходатайствует перед судом, а судья уже принимает решение — обосновано ли ходатайство или нет.
В случае с Иваном судья посчитал, что ходатайство о заключении под стражу обосновано не вполне и принял более «лёгкую» форму меры пресечения — домашний арест.
Домашний арест — мера пресечения состоящая в том, что обвиняемый находится в (своем) жилом помещении, но отрезан от остального мира в той или иной степени.
Насколько серьёзной будет изоляция — зависит от решения суда. Кому-то разрешают прогулки или даже посещение парикмахерской.
Ивану запретили почти всё.
Однако, ни в каком случае нельзя запретить общение с защитниками.
Защитник — лицо, осуществляющее защиту (оказание юридической помощи по уголовному делу) в отношении подозреваемого, обвиняемого, подсудимого, осуждённого.
В общем случае, защитник — это адвокат. Но адвокат — не всегда защитник. Говорить о том, что кто-то — защитник можно лишь по отношению к конкретному лицу и конкретному делу.
Например, я — адвокат, но не защитник Ивана по этому делу. Для того, чтобы появиться в процессе в качестве защитника, адвокату нужно, кроме удостоверения, ещё и соглашение с подзащитным (или его родственниками, друзьями и др.), а также ордер (выдается адвокатским образованием — бюро, коллегией, адвокатским кабинетом — и разрешает работу адвоката по конкретному делу).
Таким образом, в деле Ивана мне сейчас известно два защитника: адвокат Ольга Динзе и адвокат Дмитрий Джулай. Остальные могут быть адвокатами, но по этому делу — не защитники Ивана.
Если есть какие-то вопросы, обращайтесь. Я не участник этого дела (во всяком случае в данный момент) и свободно могу говорить всё, что знаю. И о чём догадываюсь.
