Родители, желающие принять в семью ребёнка другой расы, иной национальности, часто задаются вопросами: что будет с национальной идентичностью ребёнка? не будет ли ребёнок страдать от своей «инаковости»? не отторгнет ли общество «национального» ребёнка?
Мы предложили состоявшимся усыновителям и опекунам поделиться личным опытом, а также попросили специалистов, работающих в сфере семейного устройства, дать свои комментарии.
Идея об усыновлении у нас была довольно долго, но мне казалось, что усыновлённый ребёнок будет похож на нас, что бы это ни значило. Какая-нибудь светленькая девочка, про маму-папу известно, что они откуда-нибудь из деревни под Ярославлем, всё просто и понятно (казалось тогда). Потом выяснилось, что в ярославских (а также, например, нижегородских и подмосковных) органах опеки толп маленьких детей от родителей, скажем аккуратно, с родным русским языком, не наблюдается. А вот если зарегистрироваться в органах опеки города на Неве…
Через несколько рабочих дней после заявления о постановке на учёт нам позвонили из Питера и рассказали, что у них есть маленький мальчик (точнее, два мальчика — но родители разные, усыновляются независимо). И по происхождению этот мальчик (даже оба мальчика) откуда-то из Средней Азии (точнее никто до сих пор не знает). И да, к тому моменту мне уже объяснили, что раз в семье уже есть девочка, то лучше, чтобы вторым был мальчик (меньше соблазнов их сравнивать).
Я уже не думал «мы же хотим только мальчика, похожего на нас разрезом глаз и пр.», но всё равно идея, что мы усыновим одного из этих двух младенцев мне казалась.. ну, не очевидной. Всё-таки разрез глаз…
Но (спасибо преподавателям ШПР) я уже не думал, что у этих непонятных детей непонятно какие гены (или что в будущем вырастет, как тот кукушонок, в чужом гнезде, и всем будет плохо). И да, к этому моменту у нас сложилось такое ощущение: из четырёх свойств (ребёнок маленький; ребёнок здоровый; ребёнок не из Средней Азии; ребёнок находится, условно говоря, в европейской части России) одновременно выполняется не больше трёх. А в том, что у нас хватит сил растить ребёнка с серьёзными заболеваниями или сильно покалеченного многолетним пребыванием в сиротской системе, мы не были уверены.
В результате знакомиться мы пошли. Поскольку у мальчиков все формальные данные были малоразличимы, а по фотографиям (мы их видели на крошечных экранах) они были на одно лицо, выбрали мы довольно случайно. Пришли в дом ребёнка, и там как-то (при первом визите) стало более или менее понятно. Вот ребёнок, он клёвый, ему здесь будет плохо (почему-то это было очевидно), надо забирать. В общем, через 2 недели мы подали заявление в суд, а ещё через 2 недели выслушали «именем Российской Федерации» и забрали мальчика в Москву.
И да, мальчик как-то сразу показался каким-то родным, но точнее описать это чувство сложно.
Нашему ребёнку сейчас почти 3.5 года, но у него (из-за наших рассказов) пока картинка в голове достаточно стройная. «Мы тебя искали-искали, приезжали в Петербург, а ты там жил в домике, нам сказали — вот ваш мальчик, и мы тебя забрали домой». Конечно, мы не знаем, какие вопросы он будет задавать в будущем, но пока мы проактивно рассказываем ему всю историю усыновления и планируем быть максимально честными. Хочется верить, что такой подход уберегает хотя бы от части проблем в будущем.
Окружающие вопросы задают регулярно. Спрашивают пограничники. Тут не отвечать как-то глупо, хотя, конечно, понятие тайны усыновления никто не отменял, то есть им, вроде бы, ответ на вопрос «почему он на вас не похож» («сами ли вы его рожали») знать не положено. Немой вопрос застыл в глазах нашего стоматолога, к которому впервые привели не только старшего ребёнка, но и старшего вместе с младшим. Обычные попутчики в транспорте задают вопросы регулярно. Иногда жена отвечает «да, папа у него другой — и мама, впрочем, тоже другая».) Иногда, если нам не кажется, что люди грубо нарушают наши границы, мы рассказываем про усыновление.
По-видимому, риски того, что ребёнка заклюют, есть всегда. «Очкарик», «рыжий», «еврей» — это только маленькая часть списка «наездов», которых можно ожидать от сверстников в каком-то возрасте (и не только от сверстников). Мне кажется, нужно стараться воспитывать в ребёнке и самооценку, и самоидентификацию. Например, он может знать, что он по крови узбек, но родной язык у него русский. Кроме того, хорошо бы, чтобы он понимал, что при возможности нужно минимизировать общение с людьми, которые могут сказать про него «узкоглазый». Мы понимаем, что при выборе школы (и не только) для нашего мальчика мы будем обращать особое внимание на то, чтобы учителя предотвращали травлю любых детей, не похожих на среднестатистических.
***
Мне было плевать на национальность. Наследие советского воспитания в многонациональной стране, когда в классе учатся разные дети, и стыдно делить людей по национальности.
Кроме того, я была не против национального ребенка, так как их «меньше разбирают», а значит выше вероятность получить ребенка а) меньшего возраста и б) с неплохим здоровьем.
Кроме того, у меня дед татарин, и если бы мне бы приспичило таки хранить тайну, всегда можно сказать, что ребёнок “в моего деда”. Как говорят, “поскреби любого русского — будет татарин».
Первым ребёнком у меня оказалась девочка национальная». А когда я пошла за мальчиком, показала в опеке фотку моей девочки, и тётенька там всплеснула ручками: “О! а у нас как раз мальчик специально для вас!”. В результате у меня двое черноглазых детей. Говорят, что они похожи, хотя у них явно разные национальности, но кто же у нас в этом разбирается?
Ещё одно соображение, которое меня греет — «русских» больше разбирают, у них больше шансов на семью и без меня.
С вопросами от окружающих проще: я не замужем. Поэтому потенциальный папаша может быть хоть «негром преклонных годов». “А это у вас девочка в папу национальная?” — я могу кивнуть.
Дети знают про свою приемность. Девочке очень интересно, кто она по национальности. Хотела бы сделать генетический анализ. Она в принципе хотела бы побольше про себя узнать, найти “био” и т.п. Её очень заботит её приёмность. Периодически мне кричит «отвали, ты мне никто». Но она много какую фигню может кричать…
Мне кажется, что её не парит «непохожесть». Она никогда не сталкивалась в школе или еще где с «ущемлениями по нац. признаку». То ли повезло со средой, то ли отскакивает от неё это. Естественно, её внешность её заботит — ну, типа, попа толстая. Или ресницы не те. Но вот к «национальности» у неё претензий нет. Любопытство есть, а претензий нет.
Мальчик тоже знает про приёмность. Но никогда не высказывал мне желания искать био или разобраться со своей национальностью. Для него мама — это я, дедушка и бабушка — вон они, прадедушка — это вон который воевал, и т.п.
Был забавный момент, мы с подругой, у которой мальчик «ещё более национальный», были в Музее Востока, смотрели на всякие юрты казахов-киргизов. Она говорит: “Дети, вот смотрите внимательней, это ваши корни”. Мой парень отошёл оттуда со словами «неее, я русский». Хотя он явный «полукровка», и биомать его киргизка. И действительно, самоидентификация «русский» — это не разрез глаз, а культура, язык, и т.п. Мы же не отрицаем, что Пушкин — русский, хотя физиономия у него отнюдь не славянская.
Из смешных моментов: сын лазил по детской площадке на руках, и один мальчик восхищенно в его адрес сказал: «Ууу, обезьяна японская!». И это было воспринято как уважительно-положительное.
Ну, то есть, я не замечала тоже никогда «ущемлений» или его переживаний на эту тему.
У нас много гастарбайтеров, и человек с азиатской внешностью воспринимается «неграмотным дворником». Поэтому я слегка рада, что у моего сына очки. Он так смотрится «умнее».
Что сказать будущим родителям? В мире всё больше и больше перемешиваются национальности, чем дальше, тем больше. “Национальных” детей в россии оставляют много, они подчас здоровее «условных русских», так что надо брать. Усыновление — это «принятие ребёнка в свой род», и он будет русский, еврей или украинец в зависимости от вашей семьи, культуры и языка. Выбирать ребёнка “по экстерьеру”, подходящего внешне — это не самая лучшая идея. Если уж хотите «выбирать», то надо по характеру. Вот берете на ручки и понимаете: а что, с этим мы вполне себе сойдемся. А цвет и разрез глаз не важен.
Дочь наполовину татарка, не знаю, считается ли это «национальным» ребенком. Никак не выбирали. Познакомились с ней с первой и единственной. После знакомства дружно признались друг другу, что ничего не ёкнуло, но при этом оставить дальше жить в учреждении ребёнка, которого мы вроде вполне тянем по здоровью, показалось немыслимым. Я вообще была уверена, что будет национальный мальчик, какой нибудь таджик, например — так нас застращали в ШПР, что девочек нет.
Когда у дочки стали темнеть глаза (мы оба голубоглазые, а она после превратилась в обладательницу каре-зеленых очей), немного волновались, что будут вопросы. Но всем пофиг. Наоборот, все время слышу, что она наша копия. Я такого уж фантастического сходства не вижу, но и не ищу. Как-то мне все равно на похожесть.
Дочка не выглядит «национальной». Хотя вот при первом звонке в опеку мне сообщили, помимо букета болезней, что «ребенок национальный».
***
От меня тут не очень сильно что-то зависело, просто жена терпеть не может голубоглазых блондинов, а с азиатскими девочками уж точно не промахнешься — среди них блондинок нет. То есть выбирали исключительно по внешности. Правда как-то так получилось, что одна азиатская девочка оказалась кавказским мальчиком.
Особых трудностей не было, если не считать вопросов от всяких идиотов «а что, русских не было?» и т.п. Если за спиной кто-то и шепчется, то мы об этом не знаем.
Нынче в Москве такое национальное разнообразие, что даже негритенком особо никого не удивишь.
***
Моей дочери почти 6 лет, дома с 2-х месяцев, мне сложно оценить «похожесть» и внешнюю, и внутреннюю. Со стороны я себя не вижу, а по темпераменту дочь ещё эмоциональнее, чем я. В конце концов, она сама — отдельный человек, не обязана быть похожа на меня или кого-то еще. Я сама не особо похожа ни на маму, ни на папу.
Выбрала просто: в 2012 году здоровых «национальных» (кстати, ненавижу это определение) детей в домах ребенка было много, а желающих разобрать их — немного. Учитывая, что я далеко не блондинка с голубыми глазами, решила, что «национальный» мне ближе.
Вся информация о национальности у нас из акта об оставлении в медучреждении: «Со слов матери — проживает в Таджикистане». Учитывая, что в Таджикистане проживают таджики, узбеки, армяне и т.д., да и сами таджики очень разные в силу исторических особенностей, информации о национальной принадлежности у нас не так уж много. Знакомым, знающим об усыновлении, коротко говорю, что мама у нас, судя по документам, не из России, а кто точно — неизвестно.
Не знающие либо не задают неудобных вопросов (мне особо не позадаешь, я не произвожу, судя по всему, впечатления человека, готового трещать про себя, любимую, без остановки), либо на вопрос: ой, а на кого ж она похожа, слышат ответ: «На кого-на кого, на родителей, как все дети, а вообще — так копия моя мама в детстве».
Что можно сказать будущим родителям, которые в данный момент только ищут ребёнка? Прислушайтесь к себе. Есть ли в семье люди разных национальной принадлежности. Какой? Какие у вас отношения? Есть ли у вас какие-либо предубеждения? Например, мне было неприемлемо принять в семью цыганского ребенка, вот чисто на уровне предубеждений/инаковости/моих представлений о темпераменте цыган в целом и отсутствия опыта общения с цыганами. Моя коллега — сероглазая блондинка — стала мамой цыганской девочки, а я теперь и думаю: ну что тут такого-то?
Посмотрите по сторонам: какой типаж «ваш», подумайте, как отвечать нетолерантных членов нашего общества.
Был позитивный пример перед глазами. Было понятно, что конкуренция за национального мальчика небольшая. Мы были не готовы брать ребёнка с сильными проблемами со здоровьем, а “национальные” дети в этом смысле благополучнее в среднем. Честно говоря, мне просто внешне нравятся такие дети.
Вопросы задают ПОСТОЯННО.
Мальчик не видит (пока) никакой разницы между собой и другими детьми. Дочь (кровная) считает, что он не больше не похож, чем любой другой ребёнок, например, её одноклассник какой-нибудь. Это она уже от нас услышала, что не похож, и от других людей, которые на улице спрашивают.
Как-то в троллейбусе мне сказали: “Ну, мальчик, понятно, на маму похож, а девочка НА КОГО?”.
***
После 6 лет жизни в США мне было совершенно всё равно, какой национальности и даже расы ребёнок. Муж меня убеждал не брать азиатов и мулатов только потому, что их тут будут принимать за своих и потом обламываться. И это самая большая степень неприятия, которая тут возможна.
Трудности были только в виде вопросов принимающих участие в процессе лиц в России. То есть, можно считать, что и не было. Позже, в 2012 году были вопросы типа «А в кого у вас тёмненькая дочка?», я отвечала: “В папу”. Максимум уточняли — а папа ваш русский? Да, русский, но темноволосый и темноглазый, ага. Этого хватало.
Родителям могу посоветовать смотреть по их собственной картине мира. Если хочется тайны и всяких плюшек типа «копия мама», то слишком национальных детей не надо брать. А если готовы, не моргнув глазом, отвечать любопытствующим «А Вася у нас копия прадедушка мужа!», даже если Вася чернокожий и азиат одновременно, то спокойно брать, на кого глаз положили, и не париться.
Про принятие детей другой национальности в США могу сказать кратко: всем пофиг. Реально, но в позитивном смысле. То есть пара белый мужчина и жена китаянка плюс пара чернокожих детишек будет встречена такими же улыбками и сюсюканьем окружающих, как и любая другая «одноцветная». Или однополая. Детей тут вообще любят. Когда мои дочки говорят случайным знакомым где-нибудь в парке, что они двойняшки, народ делает “умное литсо” и делится своим знанием о том, что да, бывают же очень-очень разнояйцевые близнецы, а мои девочки так похожи, просто копия, только волосы и глаза разного цвета.
У нас дети вообще другой расы, на нас непохожие. Очень забавно наблюдать, как рвётся шаблон у народа. Кто видел детей с папой, подозревают, что азиатка мама. Кто видел со мной, подозревают, что у меня муж азиат. Когда видят нас всех вместе — вооооот такие глаза делают. Но сразу понимают, что к чему — дети приёмные.
Вообще мы на внешность детей не смотрели. Нет, ещё на заре, когда мы только заинтересовались “приёмной” темой, мы глядели на девчонку, такую же как мы — светлую, глаза-пуговицы голубые, как у мужа. А потом в процессе дозревания нас, как приемных родителей, передумали. У нас пятеро “национальных” — потому что шансов у них было… почти не было. Мы и решили, что они наши, раз очереди за ними не стоит.
Кстати, дети окружающие видят это как-то особо, у них даже вопросов не возникает. Точнее, удивляются, когда вдруг понимают, что не я вот этих смуглых и раскосых родила. Сегодня вот только буквально. Мальчишка из танцевальной группы спрашивает, куда Регина делась (на концерт не пришла). Я в двух словах объясняю, что последствие детдома, она вот номер отколола… Пацан-подросток сделал огромные глаза — он был абсолютно уверен, что Витя (мой самодельный белокожий блондин с голубыми глазами) и Регина (смуглая раскосая брюнетка) — родные брат и сестра.
***
Я не выбирала ребёнка. Буквально — мы взяли первого, на кого волонтеры нам скинули ссылку. Мы хотели девочку до двух лет. Нам прислали восьмимесячного мальчика. Других мы и не смотрели уже.
Мой муж кореец, моя дочь наполовину кореянка, я считаю восточных людей наиболее красивой расой, так что нет, у меня никогда не возникало никаких трудностей.
От окружающих я получала какую-то долю агрессии, вплоть до угроз убить ребенка или чего-то подобного. Это и стало причиной нашей эмиграции в итоге. В Канаде есть усыновленные азиатские дети или чернокожие у белых родителей, никто не парится.
Что сказать родителям? Если внешность ребёнка вас напрягает, задумайтесь, надо ли вам вообще усыновлять ребёнка. Внешность — это наименьшая и самая видимая из “проблем”.
У меня дочь — бурятка. Когда я только задумывалась об усыновлении, рассматривала только “европейских” детей, про азиатов даже мысли не допускала. Но так уж получилось. Я увидела свою дочь младенцем в больнице, где лежала со средним сыном. Она такая страшненькая была, что “национальные черты” как-то в глаза не бросались. Ну, голова большая, щёки… Забрала, потому что невозможно было смотреть, как она там одна.
Вопросы у окружающих были, но как-то беззлобно. Дочка у нас вообще заметная девушка (крупная, громкая), так что про неё много всего спрашивают.
Из забавного. Она у меня ходила в еврейский детский сад. Так получилось. После какого-то праздника родители спросили у воспитательницы, мол, а Аня тоже еврейка? Воспитательница ответила: “Мама у неё точно еврейка, а дальше мы не спрашивали”.
В школе мальчишки из класса спрашивали: “Ты китаец или казах”, на что моя сказала: “Я, вообще-то, девочка, и надо говорить “китаянка” или “казашка”. Но, вообще, я наполовину русская”. Больше не интересовались. Детям не так, чтоб сильно интересно, это такое досужее любопытство.
Будущим родителям могу сказать одно: есть сотни признаков, по которым ваших детей теоретически могут “зашеймить”. Надо учить детей в принципе противостоять любой травле и агрессии.
***
Я родилась и 25 лет прожила в Ташкенте, где было огромное “многонационалие” – результат эвакуации большого числа значимых предприятий во время войны, которые остались и разрослись, результат репрессий и масштабных переселений целых народов (корейцы, крымские татары, немцы), а также результат распределения после ВУЗов молодых специалистов со всего Союза. В моём подъезде было 8 квартир и 11 национальностей. А еще в Ташкенте учились африканцы, арабы, индийцы, поскольку климат им был ближе, а уровень образования не хуже Москвы, Ленинграда и Новосибирска. Я настолько с детства привыкла к тому, что кругом много разных национальностей, культур, традиций, кухонь, что мононациональные места и культуры кажутся мне скучными. Кроме того до наступления 90-ых никакой “национальный вопрос” у нас остро не стоял. Дети вообще мало или совсем не задумываются о национальностях, о том, почему у кого-то другой цвет кожи, разрез глаз, курчавость волос и т.д. Они не видят этих различий. Понимание различий приходит годам к 15-16 и не без помощи взрослых. Моё место рождения — одна из причин того, почему мне было всё равно, какой национальности окажется мой ребёнок.
Другая причина – личные вкусы. У меня стандартный стереотип, что южные люди более активные, открытые и темпераментные, а северные наоборот. Понятно, что все индивидуально, но вот темноволосый и кареглазый тип мне ближе, роднее, понятнее, чем голубоглазый блондин, поскольку я сама активная и темпераментная. Ещё когда я просто рассматривала анкеты детей на сайтах, то к брюнетам и шатенам у меня было больше симпатии, вот прям мои-мои, а с блондинами – надо подумать.
Трудностей не было и пока нет, но не скажу, что прям совсем не держу руку на пульсе. Я отслеживаю настроения и тенденции в обществе по национальному вопросу, поскольку моя задача оберегать и защищать моего ребёнка. Некоторая часть россиян совсем не космополитична и не толерантна, и если вдруг ситуация в какой-то момент станет критичной, то буду делать выбор в пользу другого места жительства.
Пока же все ситуации скорее забавные, но они все-таки «звоночки» — ведь если бы людям правда было всё равно, кто какой национальности, то нигде б не звенело. С другой стороны, в нашем обществе чуть что звенит по любому поводу, иной раз эффективнее просто засунуть беруши и не слышать звон.
Например, когда я увидела ребенка в роддоме и решила забирать, врачи мне говорили – «а вы видели, что у ребенка разрез глаз? Вы внимательно посмотрите. Одна пара уже отказалась. Вы точно внимательно посмотрели?». И только после того, как я сказала, что родом из Ташкента, поэтому меня никаким разрезом глаз не удивишь, врачи успокоились – «А, ну тогда понятно, почему вы забираете». Т.е. им требовалось какое-то логичное объяснение, а так просто забрать ребёнка с иным разрезом глаз потому, что он просто ребенок, видимо не логично. Ну и ещё добавили – «Вы же одна забираете, без мужа, тогда тоже понятно, мало ли от кого родили. А с мужем бы не факт, что он согласился, все-таки разрез глаз другой».
Вообще, время показало, что да, одному родителю усыновлять непохожего на себя ребенка проще. Меньше вопросов – вторую половину-то никто не видел. Но всё равно любопытничают. Продавцы на рынке спрашивают, откуда у светлоглазой бабушки такой ребёнок – «Наверное у вас зять из наших?». На площадке как-то спросили бабушку – «А вы няня?». Что интересно, меня ни разу никто не спросил, но меня опасно спрашивать о том, о чём воспитанные люди не спрашивают – я и ответить могу. Поэтому просто смотрят на меня и на ребенка, и видно, что у них какой-то непростой мыслительный процесс происходит. Однако таких ситуаций немного.
Есть и преимущества нашего с ребенком различия – в новой группе детского сада мне одной не надо писать имя ребенка на спинке одежды, потому что среди всех светловолосых моего ребенка никто из воспитателей не путает, и сразу запоминают имя. Ну и фрукты на рынке бывает продадут подешевле или покачественнее для ребёнка, потому что «он же из наших».
Пока ребёнок маленький, вопросов не задает, а там посмотрим, может и не будет вопросов. Всё-таки в Москве огромное количество национальностей.
Что сказать усыновителям? Я всё-таки реалистка, поэтому сказала бы – оцените свои возможности и в отношении национальности ребёнка тоже. Если у вас есть какие-то сомнения, если вы даже без ребёнка уже мысленно начинаете вести непростой диалог со своими родственниками, друзьями, соседями. Если вы чувствуете, что вам придётся объяснять и защищать свой выбор. Если вы уже заранее представляете, как неловко будете себя чувствовать в ситуации вопросов от любопытных прохожих, то может и не стоит брать ребёнка, который совсем не похож ни на кого из родителей. В этом нет ничего плохого. Это нормально. Совсем не каждый может и готов противостоять близкому кругу, обществу, стереотипам.
Если же вам абсолютно всё равно, какой национальности ребёнок, именно вам самим, если вас скорее забавляет любопытство других и их переглядки, то вам рекомендации других не нужны. Вы просто не паритесь по вопросу национальности и непохожести, он вне списка ваших триггеров. Для вас я могу сказать только одно — это очень интересно наблюдать, как вроде бы совсем непохожий изначально ребенок становится похожим на вас со временем. Вы обнаруживаете свою мимику, жесты, характер. Это прикольно – как если бы швед и китаец оказались близнецами.
КОММЕНТАРИИ СПЕЦИАЛИСТОВ:
“Национальные” дети — эвфемизм, означающий ярких, темноволосых и черноглазых детей, имеющих чаще всего южные корни — в основном это дети мигрантов из Средней Азии, либо жителей Закавказских регионов РФ. Сюда же относятся дети азиатской расы (про темнокожего ребёнка, кстати, никто не скажет “национальный”). У нас в ШПР редко бывает откровенное выражение национальной и расовой нетолерантности; но все-таки “национальный” в понимании кандидатов — это однозначно легкий дефект, небольшая ущербность, на которую многие, как говорят, “вполне готовы”. Так же, как “готовы” на вич или заячью губу. Как правило, люди сами понимают, что это как-то нехорошо, немного стесняются такого собственного отношения, поэтому вслух мотивируют это всё заботой о ребёнке — нам-то, дескать, всё равно, но будут же дразнить, пальцем показывать; ему же самому будет неприятно, что он на нас не похож; у нас бабушки консервативные, не полюбят, и прочее в том же духе. Мы не стараемся никого ни в чём переубедить, только отмечаем, что любая нетолерантность — большой риск для приёмного родительства. Приёмный ребёнок так или иначе поначалу чужак, приёмным родителям нужно суметь принять много-много инородного, неблизкого, не своего; если цвет глаз и волос сами по себе уже проблема, то дальше может быть очень тяжело.
Потом, когда ШПР пройдена, и дело доходит до поиска ребёнка, случается по-разному. Бывает, что вся нелюбовь к «чёрным” улетучивается, когда происходит встреча, и родители понимают, что всё это было от лукавого, и не нужен им никакой голубоглазый блондин, а нужен только эти вот конкретные мальчик или девочка. А бывает, что до встречи дело и не доходит, потому что только увидев в анкете характерные имя и фамилию, кандидаты отказываются брать направление, так и не узнав никогда, что за ними скрывается тот самый голубоглазый блондин, и ФИО — единственное “национальное”, что у него есть.
Бывает ещё интереснее. Хотят, скажем, мама с папой такого вот блондина, чтобы проблем поменьше было, чтобы бабушка с дедушкой приняли легко и т.д. Ездят, ищут, анкеты перебирают тщательно. И находят, и привозят домой пару сестрёнок, блондинок с голубыми глазами. У старшей вич, у младшей ФАС. К школе выясняется, что учиться обеим будет непросто; вся семья полностью погружается в реабилитацию, занятия, социализацию… Не знаю, было бы семье легче или сложнее, будь это менее сложные, но темноволосые дети?
Что можно с уверенностью сказать, так это что страх “дети будут дразнить, а соседи пальцем показывать” практически никогда не сбывается, если только сами родители смотрят на свою восточную принцессу или принца с гордостью. Никого по большому счету не интересует, какого цвета у вас ребёнок, если сами вы точно знаете, что этот цвет — самый правильный, какой может быть.
Потенциальными приёмным родителям действительно непросто бывает представить, что они могут взять на воспитание ребёнка с внешностью, кардинально отличающейся от того, как выглядят они сами, а также их окружение.
В основе этого факта, предположительно, лежит ряд причин.
Антропологи и специалисты, анализирующие биологические механизмы в поведении человека, связанные с инстинктами утверждают, что одна из глубинных потребностей человека — сохранять свой род, а в дальнейшем — общину, поэтому если есть возможность позаботиться о ребёнке, люди склонны выбирать его из своего круга, круга похожих.
Еще одна причина, связанная с первой — социум, как любой организм, склонен исключать, выдвигать на периферию “отличных” от большинства в нем находящихся членов. И родители, которым важна принадлежность обществу, важна оценка окружающих, интуитивно сопротивляются принятию ребёнка, который может быть исключаемым в различных сообществах. И наоборот, оппозиционно настроенные к обществу родители нередко принципиально выбирают детей, отличающихся от ожиданий общества.
Наиболее значимым препятствием к принятию ребёнка необычной внешности является то, что многие приёмные родители имеют тенденции к “присваиванию” ребёнка, иными словами им важно, чтобы ребёнок стал “их”, и перестал быть чужим. Внешность — наиболее простая опора для присваивания, многие близкие семье люди через какое-то время нахождения ребёнка в семье начинают говорить: “ваш приёмный ребёнок похож на вас”. Для многих это признак того, что ребёнок стал своим. Все члены семьи, похожие чем-то между собой, воспринимаются как единое целое. Приёмный ребёнок легче становится своим, если мы основываем присвоение на “простых” признаках общности, таких, как внешность, привычки и поведение; общность на основе черт характера, ценностей, эмоциональной раздельности — менее заметная извне, часто сложнее рефлексируется.
Не стоит забывать и о том, что уровень толерантности по-прежнему не очень высок в обществе, и родители сами могут разделять националистические идеи разной степени умеренности или бояться, что ребёнок будет объектом неприятия среди сверстников, как принадлежащий другой национальности.
Иногда родители просто не хотели бы выставлять на показ тот факт, что ребёнок приёмный, а отличная внешность порождает большое количество вопросов о происхождении детей в семье, заставляя родителей выслушивать вопросы и комментарии окружающих о выборе семьи воспитывать некровного ребёнка. Принятие детей с близкой к родителям внешностью избавляет их от нежелательного интереса к происхождению семьи, позволяет самим выбирать, когда говорить о приёмности, когда нет.
Иными словами, неготовность родителей принять ребёнка с необычной внешностью связана с социальными процессами, потребностями “присвоить” себе ребёнка, сделать своим, конформизмом, а также с нежеланием предъявлять окружающими свою семью как приёмную.
Если говорить о формировании этнической идентичности, дети начинают осознавать национальные и расовые различия, а также их приёмный статус уже в возрасте 4-5 лет. В случае же воспитания в семье ребёнка иной национальности или этноса, по мере взросления происходит постепенное все более четкое осознание ребёнком этих отличий. У детей ближе к подростковому возрасту чаще всего возникают противоречивые переживания по этому поводу.
Приёмный ребёнок, чья этническая принадлежность отличается от родительской — «дитя двух культур». Одна часть из них предопределяется наследственными признаками (внешность, особенности темперамента) и тем опытом, который был получен в кровной семье (если опыт, конечно, был), другая задается этнической принадлежностью приёмных родителей. Всё это осложняет для ребёнка формирование собственной этнической идентичности, оно происходит не как обычно — само собой, путем естественного усвоения от родителей, а требует приложения осознанных усилий.
Этническая осведомленность ребёнка расширяется в процессе взросления — по мере получения новой информации и развития мышления. Первоначально она будет основываться на очевидных показателях — внешности, языке, элементах материальной культуры (еде, одежде), обычаях. Но постепенно будет повышаться способность ребёнка воспринимать, описывать, интерпретировать этнические признаки. Он включает в их комплекс все новые элементы — общность предков, общность исторической судьбы, религию.
Соответственно, чем позже принят ребёнок в семью, тем больше будет необходимость в том, чтобы разъяснять, поговаривать эти различия и находить компромисс. Интеграция приёмного ребёнка в иное расовое или этническое окружение и формирование идентичности – сложный процесс, который требует также и участия родителей. Большую роль в том, как пройдет этот процесс у приёмного ребёнка, играет настрой родителей, их отношение к национальным различиям, устойчивость взглядов и последовательность их реализации в воспитании.
Так, например, негативное и предвзятое отношение приёмных родителей к тому этносу, к которому относится ребёнок, игнорирование очевидных различий, попытки изменить темперамент и характер ребёнка, могут травмировать его, нарушить формирование позитивной самооценки. Такой приёмный ребёнок может начать испытывать чувство утраты родовой культуры и семейной истории, а также растущее осознание расизма и дискриминации в повседневной жизни. Причём, наличие опыта проживания, особенно в сознательном возрасте, в атмосфере культуры и традиций его биологических родителей до попадания в приёмную семью, может еще больше усугубить эти ощущения.
Родителям перед приёмом в семью ребёнка, имеет смысл понять для себя,, насколько для них критичны и значимы национальные отличия, хотят ли они, чтобы культура рождения детей была частью жизненного опыта семьи, и если да, то в какой степени. Чем старше ребёнок, тем благоприятнее для него будет признание семьей и окружением его «инаковости».
Не исключено, что ребёнку, чья внешность, речь или иные проявления этнической принадлежности значительно отличаются от родительской, придётся столкнуться в повседневной жизни за пределами дома с вопросами, а то и предубеждениями, со стороны сверстников. При возникновении таких ситуаций важно, чтобы родители могли оказать ребёнку поддержку: эмоциональную, информационную, а иногда и конкретными действиями защитить от негатива со стороны.
В ходе исследований формирования идентичности было выяснено, что легче адаптируются дети в тех приёмных семьях, которые внесли коррективы в свою жизнь в связи с появлением ребёнка из другой культуры, ввели в свою жизнь некоторые традиции из этноса их приёмного сына или дочери. Часто бывает так, что, вырастая, дети осознанно выбирают культуру и традиции того этноса, к которому относятся приёмные родители или того этноса, в атмосфере которого они выросли. По завершении подросткового возраста этническая идентичность чаще всего уже сформирована и вряд ли сильно изменится в дальнейшем. В случае с приёмными детьми возможны три варианта: ребёнок будет считать себя представителем этноса биологических родителей, ребёнок будет считать себя представителем этноса приёмных родителей или же будет определять себя представителем этноса той страны, в которой он вырос (что может не совпадать ни с этносом биологических, ни с этносом приёмных родителей). Так, например, велика вероятность, что приёмный ребёнок из Азии, усыновленный русскими, но проживающий с родителями в США, будет считать себя американцем. Одним из важных факторов, помимо убеждений и авторитета родителей, будет то, живет ли ребёнок в полиэтнической или в моноэтнической среде.
Сторонники соблюдения «тайны и усыновления» не только в юридическом, но и в бытовом смысле, как правило, не готовы взять в семью ребёнка отличной от собственной национальности, так как при этом поддержание мифа о кровном родстве становится почти невозможным. Хотя, надо отметить, в последнее время все меньше семей стремятся выдать приёмных детей за кровных, и все меньшее влияние на решение о принятии в семью имеет этнокультурная принадлежность ребёнка.
.
По-моему, в XXI веке задавать вопросы про национальность имеет смысл только для того, чтобы познакомиться с человеком поближе. Ну, там, а как по-узбекски будет «спасибо»? Или, а как у вас, якутов, Пасху отмечают (если отмечают)? Во всём остальном национальность, особенно если речь идёт о детях, и детях приёмных — вопрос сугубо предрассудков. Ничем бурят от таджика не отличается, если его воспитывает, положим, мордва. Как говорил ещё Марк Твен, как вы ни старайтесь, родители, дети всё равно вырастут похожими на вас. Даже с экзотическим для средней полосы разрезом глаз — а всё равно будут ваши.
Другой вопрос не национальность ребёнка, а его гражданство. Во всех странах, входящих в Минскую конвенцию 1993 года (а это — все страны бывшего СССР, исключая страны Балтии), кроме России, ребёнок, родившийся от родителя-гражданина этой страны, автоматически является гражданином соответствующего государства. Это значит, что приехавшая на заработки гражданка Кыргызстана, родившая тут ребёночка, автоматически наделяет его своим, киргизским, гражданством. И это значит, что ребёнок этот уже не «ничей», и что устройством его будет заниматься государство гражданства его матери.
И в этой сфере всё кардинально поменялось за последние лет пять. Если раньше все эти страны смотрели на проблему появляющихся в России новых граждан как на обузу, и чаще всего просто не отвечали ни на какие запросы России, что позволяло спокойно устраивать таких деток как под опеку, так потом и усыновлять, то теперь все страны СНГ стали очень активно принимать участие в жизни своих маленьких граждан и, чаще всего, просто увозить их на «историческую родину». Причём иногда это происходит буквально за недели после обнаружения ребёнка, но порой затягивается на год или полтора — с неизменным, впрочем, результатом: ребёнок всё равно уезжает в Таджикистан, на Украину, в Молдову…
При этом до того, как «родное» государство озаботилось ребёнком, органы опеки и попечительства России не только вправе, но и даже обязаны обеспечить его, ребёнка, временное устройство. В лучшем случае, в семью граждан… Не всегда при этом обе стороны понимают и принимают до конца весь временный характер такого устройства. Увы, часто люди, принимающие узбекского (украинского, казахского…) младенца, надеются, что их минует чаша сия по какой-то причине. Но нет, детей забирают теперь всех, это только вопрос времени. И разрывать создавшуюся привязанность бывает больно, очень больно. Но, увы, международный договор неумолим.
И, пожалуй, ровно на это надо обращать внимание, если вы увидели в банке данных «национального» ребёнка: какое гражданство у него и у его родителей. Если ребёнок — гражданин России, если его родители неизвестны, либо мать не предъявила паспорт при родах или при регистрации ребёнка — берите это чудо домой, вас ждёт много счастья.
Если же мама — гражданка какой-то другой страны, паспорт её официальные лица видели, ребёнок зарегистрирован на неё как на мать — в этом случае скорее всего ребёнок будет вывезен в страну, гражданкой которой является его мать.
При этом национальность ребёнка значения не имеет никакого: плачут все одинаково…
