По поводу обвинения жертвы важное. Почему меня это так бесит.
Потому что у нас есть офигилиард инструкций для пострадавших то, как «не спровоцировать» или «защититься».
И у нас нет, фактически, ни одной инструкции для агрессоров о том, как не стать субъектом насилия или для родителей — как не воспитать субъекта насилия. Такое ощущение, что откуда-то в городе берутся зомби, которые всех обижают, и поэтому нет смысла о них говорить. НО НЕТ.
Практически любой мой читатель знает людей, которые насиловали, избивали, издевались. Нет, вы можете не знать, что именно они делали. Но они практически наверняка есть в круге вашего общения, вы с ними здороваетесь, жмете им руку и никаких проблем у них нет. Я точно знаю таких людей. Мы все их знаем. Это не пришельцы из космоса, это хорошо знакомые нам, вполне социализированные люди. Они делают то, что делают, не потому, что они безумны или абсолютные моральные уроды. Они это делают потому, что это культурная норма и находится в границах допустимого.
У нас в сети полно инструкций про то, что делать, если ваше чадо совершило мелкую кражу в магазине. Но нет инструкции — что делать, если ваше чадо задирало юбку другому чаду на перемене. Почему? Потому что это не считается достаточно важной проблемой. Между тем именно это и есть сексуальная агрессия. Почему мы видим четкую необходимость что-то предпринять, если ребенок украл из магазина шоколадку, и не видим — в том случае, если он кого-то облапал или травил?
Еще можно себе представить последствия обвинения жертвы и не-обвинения агрессора на примере тех же самых магазинов. Давайте себе представим магазин, который «не провоцирует» и «защищен от агрессии». Вот заходите вы в магазин, а там никаких полок с товаром. Там закрытые шкафы. И надо к продавцу обращаться за каждым артикулом. И еще за вами по всему магазину ходит охранник — потому что вы же себя не контролируете, и он будет делать это за вас. Зато магазин — такой магазин — самостоятельно отвечает за свою безопасность!
Важно делать видимым агрессора вообще как субъекта своих действий, в большинстве случаев вменяемого, в большинстве случаев кем-то воспитанного. У нас всегда есть вопросы, например, к воспитанию пострадавшего, хотя это не очень логично — логично задавать вопросы тем, кто воспитал агрессора. Причем желательно задолго до того, как агрессор кого-то убьет или покалечит. Желательно уже на этапе «украл шоколадку в магазине», «хватал одноклассницу за грудь» и «перекидывался с одноклассником портфелем другого одноклассника».
И это отнюдь не неискоренимое зло. По крайней мере, не менее искоренимое, чем мелкие магазинные кражи, с которыми мы ВНЕЗАПНО знаем как бороться и не валим все на магазины, которые так опрометчиво выкладывают товар на полку, да еще и шоколадку на самое видное место положат, ежу же понятно, что ребенок не удержится. ВНЕЗАПНО здесь мы все знаем, что ребенка надо учить самоконтролю и тому, что за шоколадку надо заплатить, прежде чем съесть, а если нет денег — надо отказаться, какой бы ты ни был бедный зайчик и как бы провокативно эта шоколадка не лежала на полке.
Надо сделать видимым субъекта. Чтобы он, его особенности, бэкграунд, воспитание оказались в свете прожектора, а не особенности пострадавшего. Потому что на самом деле именно особенности агрессора имеют ключевое значение. И именно о них нужно говорить.
Памятка для тех, кто применяет домашнее насилие:
Проект «Знание остановит гендерное насилие: поиск новых решений».
